В Вятке он сразу попал в общество своих младших братьев и их товарищей по сельскохозяйственному земскому институту. Это было время, когда в деревню, «в народ», шли люди из Петербурга, Москвы, из разных городов России, шли группами и в одиночку.
Обучившись какому-нибудь ремеслу, они становились пропагандистами, - «пропагаторами», как их тогда называли. Среди них было много сельских учителей, врачей... Царское правительство преследовало это «хождение в народ»: повсюду шли аресты, много юношей и девушек сидело в тюрьмах. Было начато дело «о революционной пропаганде в империи», которое продолжалось около трех лет и закончилось «процессом 193-х».
Аполлинарий «круто повернул руль жизни», как писал позднее в автобиографии. Он решил не поступать в Академию художеств, сдал экзамен на сельского учителя и уехал учительствовать в деревню. В письме к брату он говорил: «Я, ты, все мы... должники... общества, но не всего.
Я считаю себя должником тому, кто в осенний дождь, в ветер, пронизывающий до костей, в холод, когда застывает кровь в жилах, заносимый снегом в степях, везет свой хлеб другим, добытый потом и кровью; тому, кто живет в тесной лачуге с разъедающим глаза воздухом; тому, кто в страшный зной тупо работает в поле; тому, кто целое лето, почти не отдыхая, пашет, косит, боронит...» Виктор был в отчаянии, отговаривал брата, сердился.
Он твердо верил в то, что настоящий путь Аполлинария - путь художника и что на этом пути он принесет гораздо больше пользы народу. Аполлинарий вспоминал много лет спустя, что тогда он «защищался с жаром увлекающегося юноши, очертя голову летевшего в пропасть».
Сам Виктор работал очень много, готовился к предстоящей выставке, которая открылась в марте 1876 года. На этой выставке зрители увидели две новые картины Васнецова: «С квартиры на квартиру» и «Книжная лавочка». Обе картины имели «успех решительный», как говорил Крамской. Особенно трогала всех картина «С квартиры на квартиру».
...Сумрачный петербургский зимний день. Серое небо. Нева замерзла, и по грязному снегу через Неву идут - двое людей - старик и старушка. Идут медленно, согнувшись, лица у них грустные, покорные. В руках узлы с жалким тряпьем, кофейник. С ними старая собачонка - верный товарищ и в горе и в радости. Должно быть, не в первый раз вот так, среди зимы, перебираются они на новую квартиру подешевле.
Картина написана в серовато-коричневых тонах, и это цветовое решение, так хорошо передающее мысль картины, пожалуй, впервые с такой тонкой задушевностью удалось найти Васнецову. Одному из своих друзей Васнецов говорил: «Своей картиной я стремился не только людей показать, но и раскрыть страшные порядки, против которых постоянно бунтовало мое сердце».
Через несколько месяцев после выставки Васнецов решил ехать за границу. Уже давно мечтал он о поездке, и уже давно Репин звал его в Париж и писал ему: «Вот тебе мой совет, чтобы не забыть: копи теперь деньгу, сколько можешь, к маю месяцу и в мае приезжай сюда... Приезжай прямо к нам... выводим тебя везде по Парижу, пока тебе не надоест, а как надоест - с богом домой.
Таким образом, ты всё заморское узнаешь сразу и пойдешь смелей и сильней в 10 раз и не будешь неопределенно предаваться тоске по неизвестному. Нечего и говорить о пользе, которую приносит подобное путешествие: на все открывает глаза. А главное, ты обрадуешься, что ты русский человек во многом...»
К маю 1876 года Васнецову удалось наконец скопить немного денег и вырваться из Петербурга. Он решил ехать в Париж, где жили в это время пенсионеры Академии художеств - Репин, Поленов и другие знакомые художники. Все они радостно встретили Васнецова - будто и в самом деле глянуло на них родное «ясное солнышко», как с легкой руки Крамского часто теперь называли Виктора Васнецова. Разговорам и расспросам не было конца.
Васнецов целые дни проводил в музеях, картинных галереях, изучал картины старых мастеров, много раз был на ежегодной большой выставке в Салоне. В этом великолепном Салоне, где было выставлено несколько тысяч картин, его больше всего поразило, как писал он Крамскому, то, что «среди массы холстов, громадных и часто смешных... нет почти ничего из обыкновенной французской жизни».
А Васнецов, когда ехал в Париж, хотел прежде всего узнать обыкновенную жизнь обыкновенных людей. Он поселился в Медоне, небольшой деревушке под Парижем, в семье крестьянина. Хозяева были простые добрые люди, жилось у них спокойно, и никто не мешал ему работать, наблюдать жизнь, которая его больше всего интересовала.
(Культура и искусство: Грабарь Февральская Лазурь.)
Страницы альбомов постепенно заполнялись рисунками, акварелями - здесь был и медонский лес, и крестьянские дети, и пастух, и французский рабочий в соломенной шляпе...
Однажды в праздничный день в деревню приехал бродячий цирк.
К вечеру перед балаганом собрались люди. На подмостках клоун Пьеро в белом балахоне объявлял зрителям о начале представления; рядом били в барабаны, гремела труба. А за клоуном стояла смирная цирковая лошадка, на которой сидела маленькая обезьянка. На фоне темного неба, освещенный колеблющимся светом масляных ламп, этот бродячий цирк был так живописен, что Васнецов загорелся.
Он решил писать большую картину и показать цирк вот таким, как он видел его вечером перед представлением. Таких больших картин он не писал еще ни разу- тем более увлекла его эта мысль. Но картина, которую он называл то «Акробаты», то «Балаганы в окрестностях Парижа», не совсем удалась ему.
Смотришь ее, и сначала она очень нравится. Нравится то изящество, с которым она написана, свежие и какие-то неожиданные для Васнецова краски, большая легкость и широта манеры письма. Но чем больше ее разглядываешь, тем яснее видишь, что нет в ней самого главного - той васнецовской душевности, которой пронизаны все его прежние рисунки, акварели, картины.
Франция не могла вдохновить его, хотя и многому научила. Он обогатил свою технику, стал писать «смелее и сильнее», а самое главное, «радовался тому, что он русский человек», - в этом Репин был прав.
стр.1 -
стр.2 -
стр.3 -
стр.4 -
стр.5 -
стр.6 -
стр.7 -
стр.8 -
стр.9 -
стр.10 -
стр.11 -
стр.2 -
стр.13 -
стр.14 -
стр.15 -
стр.16 -
стр.17 -
стр.18.
Продолжение...