Через несколько лет, уже не на домашней сцене, а в настоящем театре, организованном Саввой Ивановичем Мамонтовым, снова была поставлена «Снегурочка».

На этот раз это была опера Николая Андреевича Римского-Корсакова, либретто которой написал сам композитор по пьесе Островского. А Васнецов, пересмотрев все свои старые эскизы декораций и костюмов, многое сделал еще заново.

«Нельзя, мне кажется, представить себе что-нибудь более совершенное, художественное и талантливое для иллюстрирования этой чудной оперы», - писал Стасов, когда увидел эти васнецовские эскизы.

Спектакль имел огромный успех. На первом представлении оперы был художник В.И.Суриков. Он «был вне себя от восторга. Когда вышли бобыль и бобылиха и с ними толпа берендеев с широкой масленицей, с настоящей старинной козой, когда заплясал бабец в белом мужицком армяке, его широкая русская натура не выдержала, и он разразился неистовыми аплодисментами, подхваченными всем театром».

Но вернемся к той зиме, в которую Васнецов окончил «Аленушку», сделал эскизы декорации и костюмов для «Снегурочки». Как всегда, трудился он тогда над несколькими картинами одновременно и наряду с «Аленушкой» и «Снегурочкой» писал картину «Богатыри», задуманную очень давно.
Тогда он сделал первый карандашный набросок будущей картины, а как-то, уже в Париже, размечтавшись о России, написал небольшой эскиз красками. Эскиз увидел художник Поленов, и он очень ему понравился. Васнецов тотчас же предложил подарить ему эскиз.
Поленов минутку подумал и сказал:

- Нет, дай мне слово, что эскиз будет наброском к большой картине, которую ты должен непременно написать. А когда напишешь, подаришь мне этот эскиз.

Лето после постановки «Снегурочки» Васнецовы проводили в Абрамцеве, а Репины собирались в Петербург и пока поселились недалеко от Абрамцева.

Картина «Богатыри» не помещалась в маленьком доме, где жили Васнецовы, и сарай рядом с домом был спешно переделан в большую мастерскую с верхним светом. «Богатыри» на все лето удобно устроились в мастерской.

Один из сыновей Мамонтова спустя много лет рассказывал: «Помню, как по утрам к Яшкиному дому поочередно водили то рабочего тяжелого жеребца, то верховую лошадь отца, Лиса, с которых Васнецов писал коней для своих «Богатырей».
Помню, как мы завидовали моему брату Андрею, на которого походил лицом Алеша Попович в этой картине».

А в Абрамцеве в разгаре было «абрамцевское лето». Часто наезжали знакомые художники и снова каждое утро ходили на этюды, снова совершали походы по деревням, и абрамцевский музей пополнялся новыми находками.

Васнецов работал очень усердно, и в большом доме видели его редко, главным образом вечером. Вечерами, как обычно, много читали вслух, спорили, рисовали.

Однажды Васнецов сделал рисунок избушки на курьих ножках с резным коньком на крыше и летучей мышью, распростершей крылья над входом. Рисунок так всем понравился, что вскоре построили по этому рисунку настоящую «Избушку на курьих ножках», которая и до сих пор стоит в амбрамцевском парке. Вокруг нее шумят седые ели, и кажется - вот сейчас из окна выглянет злая баба-яга.

Наступила осень. Надо было переезжать в Москву, устраивать «Богатырей» в тесной московской квартире, думать о том, как и чем жить. У Васнецовых было уже трое детей, и все труднее было сводить концы с концами, но Александра Владимировна никогда не жаловалась; она была доброй, терпеливой женой, понимала, какой большой художник Виктор Михайлович, берегла его.

Васнецов писал «Богатырей», думал о сказках, собирался делать иллюстрации к «Песне о купце Калашникове» Лермонтова, которую очень любил... Планов было великое множество, и работы хватило бы на десятки лет.

И вот тут совершенно неожиданно предложили Виктору Михайловичу новую работу - оформить Круглый зал Исторического музея в Москве, отведенный древностям каменного века. Исторический музей только что отстроился, и теперь отделывались его залы. Круглый зал должен был открыть выставку и увести посетителей музея в глубь столетий, показать жизнь первобытных людей.

В первую минуту Васнецов даже растерялся - тема показалась ему чужой, далекой, но в то же время и очень заманчивой.

Он долго стоял в Круглом зале, говорил с сотрудниками музея, осматривал какие-то кости, глиняные черепки, осколки, стрелы, уже размещенные по витринам, и уехал домой, так и не дав окончательного согласия.

А по дороге домой вдруг «увидел» свою будущую картину и, как спустя несколько лет говорил одному из друзей, «вчерне освоил ее композицию». Дома на первом попавшемся клочке бумаги торопливо набросал ее и решил принять предложение.

На время были отодвинуты в сторону «Богатыри» - их место занял «Каменный век». Много месяцев ушло на подготовку к картине. Васнецов делал наброски, эскизы, не раз менял первоначальную композицию, без жалости отбрасывая лишнее, вписывая новое.

Внимательно изучал он сочинения по вопросам первобытной культуры, беседовал с учеными - историками и археологами, сотрудниками музея, - с братом Аполлинарием, который с детства интересовался археологией. «Я, кажется, всем надоел в музее, требуя от них как можно больше предметов и образцов, которые позволили бы мне хоть немного пощупать и увидеть тогдашний уклад жизни», - рассказывал он.

Постепенно далекое-далекое прошлое становилось для него ясным, ощутимым - он видел его, казалось, жил в этом прошлом сам.

«Я теперь так погружен в свой «Каменный век», что немудрено и забыть современный мир...» - писал Васнецов. Летом в Абрамцеве он целые дни просиживал в своей мастерской и разве только к вечеру услышит, что играют в городки, прибежит, смахнет одну за другой все фигуры - играл он в городки очень хорошо - и снова в мастерскую.

стр.1 - стр.2 - стр.3 - стр.4 - стр.5 - стр.6 - стр.7 - стр.8 - стр.9 - стр.10 - стр.11 - стр.2 - стр.13 - стр.14 - стр.15 - стр.16 - стр.17 - стр.18.

Продолжение...