Очень скоро, приглядевшись к работе гравера, Виктор стал и сам работать штихелем. Его радовало, что штихель в его руках становится все послушнее, что все больше овладевает он мастерством.

А мысли о том, что необходимо учиться живописи, не покидали его. Пусть он не принят в академию, но пройдет год-другой, и он все-таки будет учиться там!

Новые знакомые посоветовали ему поступить пока в Рисовальную школу Общества поощрения художников. Обычно в школу поступали молодые люди, которые или провалились на экзамене, или готовились поступать в Академию художеств.

В этой школе стал учиться и Виктор. Ему было девятнадцать лет.

Высокий, светло-русый, с вдумчивыми серо-голубыми глазами, в которых часто вспыхивали искорки смеха, с движениями неловкими, угловатыми и быстрыми, он все еще был по-детски застенчив, трудно сходился с людьми. А здесь, в школе, сразу почувствовал себя легко и просто.

Занимались ученики три раза в неделю. По воскресеньям занятиями руководил художник Иван Николаевич Крамской.

О Крамском Виктор уже много слышал, знал, что он учился в академии, был зачинщиком «бунта четырнадцати», слышал и об Артели свободных художников, которую организовал после бунта Крамской. Говорили, что по четвергам в артели собираются художники, писатели, музыканты, они вместе читают, спорят, рисуют.

С нетерпением ждал Виктор воскресенья: он был уверен, что увидит знаменитого художника с вдохновенным лицом, кудрями до плеч, в бархатной куртке, и был несколько разочарован, когда в класс вошел худощавый человек невысокого роста, с жидкой бородкой, в черном, наглухо застегнутом сюртуке.

Но когда Крамской пошел по классу, заговорил и в классе воцарилась полная тишина, Виктору показалось, что только таким должен быть Крамской - необыкновенный, «прирожденный учитель», как его называли.

Крамской никогда сам не поправлял рисунки учеников, а старался объяснить, в чем их ошибки, говорил просто, ясно, убежденно, был очень требователен, но всегда справедлив, доброжелателен.

Васнецова он как-то сразу отметил: талантливый юноша, скромный, застенчивый; нравилось, как сосредоточенно работал он в классе, какие иногда приносил интересные домашние рисунки.

В Рисовальной школе Васнецов пробыл около года. В августе 1868 года он пришел в академию снова держать экзамен и узнал, что выдержал его год назад. Тогда же был зачислен учеником Академии художеств, но так как не оставил своего адреса, то некуда было сообщить ему об этом. Огорчился ли он? Нисколько. Первое, о чем он подумал,- пропал ли для него прошедший год? Нет, конечно.

Ведь он приобрел первые художественные навыки под руководством Крамского, бывал в Артели свободных художников, познакомился с Ильей Репиным, который уже третий год учился в академии, а по воскресеньям приходил в школу на занятия Крамского. Репин познакомил его со скульптором Марком Антокольским, с Константином Савицким и другими учениками Академии художеств.

Все они снимали комнаты в одной квартире, недалеко от академии. Часто после рабочего дня у них собирались товарищи - ученики академии, студенты университета. В большинстве это были молодые люди, приехавшие из провинции. Они были бедны, плохо одеты, часто голодали, но все одинаково страстно были влюблены в искусство, много читали любили и знали русскую литературу.

Не проходило вечера, чтобы кто-нибудь из гостей не приносил что-нибудь интересное: стихотворение, номер журнала «Современник», злободневную газетную статью. Обычно читали вслух, обсуждали прочитанное, спорили, рисовали, смотрели и разбирали альбомы с рисунками товарищей. Как-то Репин показал рисунок, который он сделал с Каракозова в день его казни, на Смоленской площади. Все были потрясены и рисунком и рассказом Репина, разошлись в тот вечер рано, без обычного шумного веселья.

В гостях у молодых художников часто бывал студент университета Савенков, большой любитель народных песен, былин, талантливый рассказчик и чтец. Он мог целый вечер без устали читать былины:

В славном городе, во Муроме,
Во селе было Карачарове,
Сиднем сидел Илья Муромец, крестьянский сын,
Сиднем сидел цело тридцать лет...

И дальше такая знакомая Васнецову с детства длинная-длинная былина, много раз говоренная старой стряпухой своими словами, но тем же вятским родным и навсегда близким сердцу говорком.

Однажды Крамской пригласил Васнецова в артель на «четверг». Васнецов обрадовался приглашению. Не без робости входил он в сопровождении Репина в квартиру артельщиков. Но сразу же, как и в Рисовальной школе, почувствовал себя здесь удивительно просто и хорошо.

Репин ни с кем его не знакомил, да это и не полагалось. В огромной зале было человек сорок; стоял большой стол, заваленный бумагой, карандашами, кистями, красками. (Жизнь и творчество великих художников: Жизнь и смерть Василия Верещагина.)
За столом сидели художники - кое-кого он раньше видел на выставках, в Эрмитаже, в Академии художеств...

Вот Иван Иванович Шишкин, лесовик-богатырь, что-то громко, весело говорит, а рядом его ученик и друг - чудесный художник Федор Васильев.

И такие оба разные и так изумительно оба рисуют! За их спиной толпа. Васнецов протиснулся вперед, а Репин присел за стол, кого-то посадил рядом, набрасывает портрет.

В соседней комнате заиграли на рояле, и послышалась песня. Васнецов подошел к двери, прислушался: песня, музыка всегда особенно его волновали.

стр.1 - стр.2 - стр.3 - стр.4 - стр.5 - стр.6 - стр.7 - стр.8 - стр.9 - стр.10 - стр.11 - стр.2 - стр.13 - стр.14 - стр.15 - стр.16 - стр.17 - стр.18.

Продолжение...