К осени он увез в Москву много набросков, эскизы, этюды для «Аленушки». А весной на девятой передвижной выставке показал картины «Битва русских с кочевниками», «Три царевны подземного царства», «Аленушку».

...Сидит девочка, с таким ласковым русским именем - Аленушка, на камне у глубокого омута. Печально склонила она голову, тонкими руками обхватила колени, задумалась, может быть, о своей горькой доле или о братце Иванушке.

И вокруг все печально. День осенний, серенький. Лес темный; желтеют тонкие осинки, неподвижно стоит камыш, по омуту рассыпаны золотые листья.

Все в этой картине так просто, что кажется, художник написал ее в один присест. Но стоит только просмотреть предварительные наброски, этюды к ней, и мы поймем, как много, как вдумчиво работал Васнецов, пока первый его этюд «Аленушка» не превратился в лирическую картину.

И если вам придется побывать в Третьяковской галерее, непременно зайдите в васнецовский зал, где вы увидите первые этюды к «Аленушке» и картину «Аленушка».

В зимний день 1881 года после целого дня работы над картиной «Аленушка» Васнецов поднимался по широкой лестнице мамонтовского дома. Он торопился.

В этот вечер назначено было читать по ролям пьесу Александра Николаевича Островского «Снегурочка», которую Савва Иванович давно мечтал поставить на домашней сцене.

Роль Деда-Мороза досталось читать Васнецову, боярина Бермяты - Репину, а Мамонтов читал роль царя Берендея. Когда в последнем действии прозвучали заключительные слова веселой песенки Леля:

Красное солнце наше!
Нет тебя в мире краше, -

все долго молчали, очарованные этой весенней, светлой и в то же время грустной пьесой-сказкой с ее русскими песнями, хороводами, плясками. Потом заговорили все сразу, решили ставить поскорей - к Новому году.

Времени до спектакля оставалось мало. Надо было спешно разучивать роли, шить костюмы, готовить реквизит. Всем нашлась работа. Васнецову поручено было писать декорации, сделать рисунки костюмов.

Сначала он даже оробел - никогда в жизни не был он художником театра. А тут еще и выступать в роли Деда-Мороза! «С непривычки было трудновато... - рассказывал Виктор Михайлович. - Савва Иванович весело подбадривает, энергия растет. Собственными руками написал я четыре декорации - Пролог, Берендеев посад, Берендееву палату и Ярилину долину...

До часу или до двух ночи, бывало, пишешь широкой малярной кистью по холсту, разостланному на полу, и сам не знаешь, что выйдет. Поднимешь холст, а Савва Иванович уже тут, взглянет ясным соколиным оком, скажет бодро, одушевленно: «А хорошо!» Посмотришь - и впрямь как будто хорошо. И как это удавалось - не поймешь».

А какие великолепные костюмы сделал Васнецов для Снегурочки, Леля, царя Берендея и для всех действующих лиц пьесы! Когда его спрашивали, откуда взял он такие чудесные краски, он отвечал так:

«...От народных гуляний в Вятке, в Москве, на Девичьем поле, от переливчатой игры жемчугов, бисера, цветных каменьев на кокошниках, телогрейках, шубках и прочем женском одеянии, которое видел и у себя на родине и которыми еще была переполнена Москва восьмидесятых годов!»

Наступил вечер спектакля. Тихо раздвинулся занавес, и зрители сразу попали в сказочную страну берендеев. Лунная зимняя ночь; чуть мерцают звезды; темный лес, березки, сосны, домики-теремки с заснеженными крышами и самый настоящий Леший на сухом пне:

Конец зиме пропели петухи,
Весна-Красна спускается на землю.
Полночный час настал, сторожку
Леший Отсторожил, - ныряй в дупло и спи!

И дальше, в следующих действиях, зрители видят и Берендееву слободу с огромным желтым подсолнухом около избы Бобыля, и палаты царя Берендея, расписанные дивными цветами и птицами со звездами, луной и солнцем - со всей «красотой поднебесной», и Ярилину долину, где шумят, веселятся беззаботные берендеи и берендейки.

Репин играл боярина Бермяту, Мамонтов - царя Берендея, а Васнецов - Деда-Мороза. В белой рубахе, кое-где прошитой серебром, в рукавицах, с пышной копной белых волос, с большой белой бородой, со своим вятским говорком на «о», он создал, как вспоминал позднее сын Мамонтова, «незабываемый образ хозяина русской зимы».

А сам Виктор Михайлович, по всегдашней своей скромности, говорил так:

«Никогда ни на какой сцене я не игрывал, - декорации и костюмы еще куда бы ни шло. Отнекиваться не полагалось. Да как-то и стыдно было. Ну, и играл 1-го января 1882 г. Деда-Мороза, и играл не один раз.

После Мороза-то, с тех пор, конечно, на сцену ни ногой. Потом, помню, намарал я по этому поводу четыре строки:

Да, я писал стихи,
То стихи были, не проза!
Ах грехи, мои грехи -
Деда я играл Мороза!..»

стр.1 - стр.2 - стр.3 - стр.4 - стр.5 - стр.6 - стр.7 - стр.8 - стр.9 - стр.10 - стр.11 - стр.2 - стр.13 - стр.14 - стр.15 - стр.16 - стр.17 - стр.18.

Продолжение...