На главную  -  Картины художника  -  Урал. Синяя гора  -  Родина  -  Гонцы. Ранним утром в Кремле  -  Северный край  -  Новодевичий монастырь  -  Озеро  -  Горное озеро. Урал  -  Сибирь  -  После дождя  -  Крымский пейзаж  -  Скит  -  Галереи

Картина стала живописным завещанием Аполлинария Васнецова. Она по-своему завершает тематический мотив, звучавший уже в полотнах «Сумерки», «Элегия» и «Озеро». На берегу пруда в позе глубокого раздумья сидит седой старик. Надвигаются сумерки. Мы видим и слышим шум ветра. Он сгибает кроны деревьев и гонит рябь по черной воде. Что может привидеться старому человеку? Перед его глазами проходит череда воспоминаний о прошлом, о сбывшихся и не сбывшихся надеждах, о том, как все было... Картина автобиографична, она носит искренний, исповедальный характер. В ней звучит не только ностальгия о былом, но и завет, обращенный в будущее. В ней выражено греческое стоическое отношение к жизни и смерти. Жизнь прекрасна, если она прожита достойно, благородно, человечно, в единстве с природой, при этом прочитывается и грусть прощания с жизнью, и сожаление о ее быстротечности, и гордость за чистоту и сохранение человеком его чести и достоинства. Античным спокойствием, благородством и чисто христианской безропотностью дышит эта работа старого мастера.

...И жизнь - как день, одни воспоминанья,
Ни страсти не тревожат, ни желанья,
Но всё же гложет сердце мысль одна...
Зачем же всё-таки нам жизнь дана...

Творить - лишь жить, другое - всё пустое,
Не унесёшь в безвременье с собою.
Но, почему с годами силы тают?
И, часом, те творенья угнетают...

...В твореньях жить, а сделав - отпустить,
И вновь, как будто первый раз творить,
Всё сотворённое - пусть птицей в мир летит,
И камнем тяжким за плечами не висит.

Вот, дерево, оно растёт, стареет,
Но ни о чём как будто не жалеет,
Как первый раз, весною расцветёт,
Как первый раз - земле подарит плод...

...Плоды... они опять весною прорастут,
Весною снова цветом расцветут...
И цвет их всё прекрасней с каждым годом,
Живут как будто вечности восходом...

А человек...тепла ему не нужно ждать,
Чтоб снова всё, как в первый раз, начать.
Творящей мысли чудное мгновенье
В любой момент рождает воплощенье...

Хоть тысячи, хоть миллионы раз взлетает,
Творящая мечта не угасает.
Лишь солнце да вода питает корни,
А человек... он должен вечность помнить.

И чтоб в душе всегда рассветом жить,
Одно лишь надобно ему - любить...
Любить - творить, любить - дарить, дышать,
Там невозможно что-то потерять,

Там нет предела, нет начала и конца,
Там миг наполнен славою Творца.
Но, как не упустить, не растерять,
Как жить, чтоб с каждым годом расцветать?...

Чтоб сотворённое не сжечь, не смыть водой,
Чтоб только жизнью полнилось святой...
Чтоб свет дарило, мир преумножало,
И чтоб любовью тихою дышало...

...Плоды...создать два сердца могут лишь живое,
И, как Создатель, наполнять его собою,
Своей улыбкой чистой, красотой,
Своей неугасимою мечтой,

Творить его, и в нём чтоб претворяться,
И каждый раз с ним заново рождаться,
Свой мир собой создать, ему дарить,
С ним вместе все мечты осуществить...

И в этом Чуде, в этом упоеньи
Чтоб длилось больше вечности... мгновенье...

(C) С.Ч., 2013

Теги сайта: Шум старого парка - шедевр русской живописи, картина, пейзаж с парком, прудом, домом и ветром, персональный сайт художника, великие живописцы, биография художника.

Чистый дух в океане лжи, обмана, эгоизма и лицемерия:

Александр Бенуа, хорошо знавший Аполлинария, так вспоминал о нем: «Мне нравились его довольно наивные, и все же убедительные затеи «возрождения» прошлого обожаемой им Москвы и его попытки представить грандиозность и ширь сибирской природы. Познакомившись с ним поближе, я поверил в абсолютную чистоту его души, а также в тождество его духовной природы и его искусства. Да и наружность у «Аполлинаши» удивительно соответствовала его творчеству. Что-то девичье-чистое светилось в его несколько удивленном взоре, а его довольно пухленькие «ланиты» (слово это как-то особенно сюда подходит) рдели таким румянцем, какого вообще не найдешь у взрослых людей и у городских жителей... Прелестен был и его «сибирский» овор, еще более дававший впечатление чего-то истинно русского, нежели говор москвичей».