На главную  -  Картины художника  -  Урал. Синяя гора  -  Родина  -  Гонцы. Ранним утром в Кремле  -  Северный край  -  Новодевичий монастырь  -  Озеро  -  Горное озеро. Урал  -  Сибирь  -  После дождя  -  Крымский пейзаж  -  Скит  -  Галереи

Сам Васнецов так определял характер жизни центра Москвы: «Неудивительно, что Кремль во все времена был центром города. Москва жила им. На Красной площади с утра до вечера толпился праздный и деловой народ, узнавая новости и слушая бирючей, возвещавших царские указы. Отсюда вести разносились по всему городу — то о войне, то о казнях и новых налогах и поборах. Отсюда же, вероятно, волны народной жизни, взбудораженные кознями бояр и насилиями тиранов, ударялись о кремлевские твердыни, порождая смуты, бунты и крамолу. Красная площадь для Москвы была и Великий торг, и то же, что Форум для старого Рима...»
Хорошо знакомый нам всем вид сердца столицы - Красной площади. В конце XVII века она еще только начинала обретать свои окончательные черты, но уже была средоточием общественной и торговой жизни города и страны. Уже обрели шатровые навершия башни Кремля и главная среди них - Спасская. Мощным композиционным центром возвышается Покровский собор с его красочным обликом фантастического «каменного цветка». А на самой площади кипит жизнь: дьяк зачитывает толпе указ, в повозке цугом едет какое-то знатное лицо, бойко торгуют многочисленные лавочки, марширует отряд воинов, группа иноземцев с любопытством изучает жизнь москвитян. Всюду царят шум, гам и суета. Приподнято-мажорный образ Красной площади подчеркнут ярким колоритом картины.

Теги сайта: Красная площадь во второй половине XVII века. Картина художника Васнецова, городской исторический пейзаж, Старая Москва в живописи, братья Васнецовы, галерея живописи, биография художника.

Чистый дух в океане лжи, обмана, эгоизма и лицемерия:

Александр Бенуа, хорошо знавший Аполлинария, так вспоминал о нем: «Мне нравились его довольно наивные, и все же убедительные затеи «возрождения» прошлого обожаемой им Москвы и его попытки представить грандиозность и ширь сибирской природы. Познакомившись с ним поближе, я поверил в абсолютную чистоту его души, а также в тождество его духовной природы и его искусства. Да и наружность у «Аполлинаши» удивительно соответствовала его творчеству. Что-то девичье-чистое светилось в его несколько удивленном взоре, а его довольно пухленькие «ланиты» (слово это как-то особенно сюда подходит) рдели таким румянцем, какого вообще не найдешь у взрослых людей и у городских жителей... Прелестен был и его «сибирский» овор, еще более дававший впечатление чего-то истинно русского, нежели говор москвичей».