Почти одновременно Прахов обратился к Врубелю, перед тем расписавшему стены древней Кирилловской церкви и написавшему туда же в Венеции прекрасный по стилю и краскам иконостас.
Врубелю предложение было по душе, и он сделал превосходные эскизы, но невежественная комиссия их забраковала (сейчас эти эскизы хранятся в Киевском музее). Участие Врубеля ограничилось немногими интересными орнаментами.
Тогда же Прахов предложил Серову сделать композиции для одной из стен на хорах, тот дал согласие, но с представлением эскиза пропустил все сроки, с окончанием же росписи в Петербурге стали торопить.
В это время мной был написан «Пустынник», обративший на себя внимание киевлян на Передвижной, а на следующий год появился на Передвижной же «Варфоломей». Его в Петербурге видел Прахов и проездом через Москву, на домашнем спектакле у Мамонтова, познакомился со мной и тут же предложил мне работать в Киеве, сначала поехав туда и ознакомившись на месте с делом.
Я, как и многие тогда, по ходившему фотографическому альбому знал о работах Васнецова, был им увлечен, однако и я не сразу согласился на праховские «соблазны» (уж никак не материального характера). У меня также была затеяна картина, кроме того, я мечтал поехать в Питер доучиваться у П.П.Чистякова. Однако мое сопротивление было сломлено, и весной я обещал Прахову побывать в Киеве.
Перед поездкой туда был у П.М.Третьякова, он напутствовал меня словами «не засиживаться долго в соборе». Был май месяц, природа ликовала победу над студеной зимой. Подъезжая к Днепру, вижу чудесную картину: высокий берег широкой реки, покрытый цветущими садами с пирамидальными тополями, среди этих южных красот то там, то тут мелькает киевская старина.
Переехали мост, пошли окраины, «Соломенки», «Демиевки», а там справа синие купола: это и есть Владимирский собор, цель моей поездки. Там Виктор Васнецов, как гласила молва, «творит чудеса». Там мечта живет, мечта о «русском ренессансе», о возрождении давно забытого дивного искусства Дионисиев, Рублевых.
Вот и приехали, беру извозчика, еду мимо некрасивого, окруженного ветхим забором Владимирского собора, еду в номера Чернецкого, там наскоро привожу себя в порядок, спешу в собор. Я весь - молодой порыв, желание скорей увидеть, что там творится.
Вхожу в калитку. Встречает старый Степан, верный и ревностный страж покоя художников от назойливых посетителей. Я знаю «пароль», меня пропускают, вхожу, передо мной леса, леса, леса, в промежутках то там, то здесь поблескивает позолота, глядят широко раскрытыми очами «Пророки», видны чудные орнаменты.
Зрелище великолепное, напоминающее соборы Италии, ее мозаику. Медленно двигаюсь среди непривычной, такой таинственной обстановки, двигаюсь робко, как в заколдованном лесу.
Куда-то проходят люди, озабоченные, запыленные, тащат бревна, стучат топорами, где-то молотками бьют по камню. Тысячи звуков несутся ввысь, туда, в купол. Всюду кипит жизнь, все как бы в каком-то деловом экстазе. Так мне, новичку, кажется.
Спрашиваю Васнецова - говорят, что он на хорах, вон там, на левом их крыле. Сейчас он занят: снизу кричат ему мою фамилию, голос сверху приглашает меня на хоры, кому-то приказывает проводить меня туда.
Появляется, как из земли, рабочий в блузе, без пояса: это Кудрин - соборный «талант»: он наотмашь сдергивает с лохматой головы картуз, говорит: «пожалте» - и быстро ведет меня то вправо, то влево: поднимаемся по пологим лесам все выше, выше.
По лесам я иду впервые, иду робко, озираясь влево на все увеличивающуюся пропасть: перил нет, голова немного кружится, а мой спутник летит по ним «быстрее лани», да и я скоро буду бегать по ним, как по паркету.
Наконец, площадка; мы на хорах. Кудрин круто берет влево, и я вижу между лесов, перед огромным холстом фигуру в синей блузе, с большой круглой палитрой на руке. Это и есть Виктор Михайлович Васнецов.
Заслышав наши шаги, Виктор Михайлович оборачивается, кладет палитру на запыленные бревна, идет навстречу. Мы сердечно здороваемся, целуемся, и с этой, минуты начинаются на долгие годы наши добрые отношения, быть может, дружба, с малыми перебоями, едва ли от нас зависящими. Мы какие-то «Штоль и Шмидт» ...
Виктор Михайлович в те дни был таким, каким его написал незадолго перед тем Н.Д.Кузнецов. Виктор Михайлович был высок ростом, пропорционально сложен, типичный северянин-вятич с русой бородой, с русыми волосами на небольшой голове; прядь волос спускалась на хорошо сформированный лоб. Умные голубые глаза, полные губы, удлиненный правильный нос. Фигура и лицо 41-летнего Васнецова дышали энергией, здоровьем. Мы заговорили о работах, о моем «Пустыннике», о «Варфоломее»; Васнецов, вопреки Прахову, находил их свободными от западных влияний.
Виктор Михайлович повел меня осматривать им сделанное. Тут же в двух шагах была одна из стен, кои мне предстояло расписать.
В тот же день я познакомился с семьей Васнецова. Его жена - его землячка, из Вятки; она была женщина-врач первого выпуска, лет тридцати пяти.
Было пятеро детей: четыре сына и дочь, гимназистка лет двенадцати. Жили Васнецовы у Золотых ворот, жили очень скромно, да иначе и не могло быть, так как труд его оплачивался более чем умеренно.
Достаточно сказать, что за все десять лет работ в соборе Васнецов получил всего 40 тысяч р., причем позолота, а ее было много, полагалась на его счет.
Подрядчики-иконописцы брали тогда дороже. Если бы П.М.Третьяков не приобрел у Васнецова «Ивана-царевича на Сером волке» (1889), то едва ли ему удалось бы по окончании собора свести концы с концами.
В мастерской, в большой комнате, стояли начатые еще в Москве «Богатыри», прорисованные местами мелом. Я видел их впервые, и они, неоконченные, обещали больше, чем оказалось в оконченном виде. В тот день я остался у Васнецовых обедать.
Подали, ради московского гостя, бутылочку красного, выпили по рюмочке, по другой - и баста. Были хорошие разговоры об искусстве, о предстоящих работах.
Вечером пошли к Праховым. Семейство Праховых было известно в Киеве своею эксцентричностью. Сам Адриан Викторович был большим мастером слова, большим дельцом. Официально он был профессором истории искусства в Киевском университете и членом комиссии по окончании Владимирского собора.
стр.1 -
стр.2 -
стр.3.
Продолжение...
Нестеров о В.Васнецове
Михаил Нестеров. Воспоминания о Викторе Васнецове, брате Аполлинария Васнецова